Tighten your tie boy
You're something to die for
But don't hold your breath now
You're just killing time

Пока руки привычно выводили на полу черные символы, Джонатан вспоминал. Одно старое обещание, которое дал в совсем других условиях.

Когда-то у него уже были дети. Дочь. Давно. Но не так давно, как хотелось бы.
Все маги, которым удается выжить в первые пятьдесят лет, рано или поздно проходят этот период. Когда все ближайшие родственники постепенно стареют и умирают, или обладателю дара приходится их покинуть. По разным причинам, но не суть важно - итог всегда един.
Маг остается в одиночестве. Прежних друзей уже отсеяло временем, а новые еще не подошли достаточно близко, чтобы сгладить ощущение сосущей пустоты внутри. И когда он осознает это, то начинает искать спасение в чем угодно. Работа над собой, прыжок в тайны вселенной, путешествия.. или семья.

Нет, Джон не бросил своих исследований. Да и, если так подумать, все произошло будто само собой, почти без усилий с его стороны. Наверное, отчасти это и повлияло на чересчур легкомысленное восприятие им семейной жизни. В то время Хаким молодился не так усердно и выглядел на хороших тридцать лет – и порой на экзотическую внешность и общую ауру необычности, преследовавшую этого человека, всерьез засматривались. Обычно Джонатан был слишком занят, чтобы замечать что-либо вокруг, но.. Не заметить ее было невозможно.

Ее звали Элли. Начнем с того, что эта женщина не глядя вылила на него горшок с супом, которому была уже добрая неделя – подумала, что под окном никого нет. А когда поняла, что натворила, тут же бросилась извиняться и предприняла попытку его отмыть.. Безуспешную, понятное дело. Выкрутиться из ее цепких рук у Фрая не вышло, и пришлось остаться на ночь – пока и он, и его одежда были в сушке. Оказалось, что рубашку уже не отстирать, и она обязательно принесет ему новую.
А в итоге принесла дочь.

Эти несколько лет пролетели незаметно – ведьмак впервые так долго жил на одном месте, но все же не мог не отлучаться хотя бы на пару деньков раз в месяц. Да и ребенок не способствовал плодотворной работе (и это единственный период в его жизни, когда он был действительно близок к тому, чтобы применить сонные чары на младенце).
И все-таки он был.. счастлив? Да, наверное. Эти годы запомнились Джону как маленький и до невозможности уютный и живой островок тепла, находящийся безумно далеко от знакомого ведьмаку холодного, жесткого, постоянно меняющегося – в общем, привычного мира. Элли принесла в его жизнь неизвестное доселе ощущение семейного комфорта. Дома. Она старалась изо всех сил, потому что – и это тоже было удивительно и приятно – любила его. И отдала бы все свое сердце целиком, чтобы он хоть раз почувствовал себя по-настоящему счастливым дома, настолько, что не захотел бы уходить. И, черт подери, да, Джонатан первую неделю бродил как шаман после неправильной травы и по-дурацки улыбался каждый раз, когда ему в руки попадала его малышка. Он не верил, что был способен.. причастен к созданию чего-то настолько прекрасного.
До тех пор, пока она не начинала кричать. Воот тогда все сомнения развеивались по ветру, и совершенный щекастый ангелочек показывал свое настоящее лицо маленького дьявола. Прямо как папочка.

Но время не стоит на месте, и постепенно «несколько дней» превращались в недели, которые растягивались на месяц. Чем старше становилась девочка, тем меньше Джонатан верил, что она унаследовала его дар. Эйфория от самого факта созидания давным-давно улетучилась, и осталась только суровая реальность: Хаким не хотел ребенка-человека. Он хотел ученицу, и, желательно, способную или хотя бы усердную, а лучше и то, и другое вместе – но только не человека, а мага. Такую же, как и он сам. Колдун вел себя не как отец, а как слепой идиот. Даже годы, прожитые рядом с Элли, такой душевной, теплой и домашней Элли, не смогли выбить из его головы установку «Ребенок – это твой наследник и будущее рода».
Матери не было необходимости преследовать его по всему миру, чтобы отравлять ему жизнь - он прекрасно справлялся с этим сам, так и не выселив ее догматы из своей головы. Доходило до того, что он начинал сомневаться – а действительно ли это его дитя? Без капли магии в руках, девочка получала все меньше и меньше внимания отца.. Пока он и вовсе не исчез, ввязавшись в борьбу за какой-то особенный трактат.

Когда он вернулся через несколько лет, то не сразу понял, что произошло. Никто не выбегал ему навстречу, а дом стоял пустой и будто.. заброшенный. Как минимум год или даже больше.
Элли не шутила, когда, прижимаясь к нему всем телом, в сердцах шептала, что жить без него не сможет. Не верил, не понимал – и уходил снова. Не замечая, как становился все тише, покуда не погас насовсем теплый огонь, когда-то мерцавший искрами неподдельного счастья в глазах его жены.
Он-то вернулся, да только было уже поздно. Его уютного островка больше не было. Он вымер.
Возможно, до его семьи добрался кто-то из старых визави, пожелавших ударить побольнее… скорее всего. Он так и не сумел выяснить, что же произошло на самом деле.  Или не захотел. Понимал – это его вина.  Хаким беспомощно бродил по пыльным остаткам бывшего счастья, ощущая, как расползается внутри пустота от осознания потери чего-то дико важного. Настоящего.
Он не защитил их. Бросил, подарив Элли фальшивое обещание счастливой жизни, кинув на прощанье легкий поцелуй, как избалованный ребенок выкидывает наскучившую игрушку. Потому что работа была интереснее, а старые тайны – увлекательнее, чем какие-то там обычные люди. Глядя на покинутый дом и две могилы на местном кладбище – за них даже и отблагодарить некого было – вместе с ними умирала и часть Джона. Та эгоистичная, самоуверенная, легкомысленная, отвратительная ему часть безответственного ублюдка, не умеющего ценить то, что ему дано свыше.
И тогда Джонатан пообещал – себе и этим двум молчаливым могилам – что больше никогда не допустит такого исхода. Он никогда не бросит тех, кого обязался хранить и защищать. Костьми ляжет, а его ребенок будет жить, и жить счастливой, дьявол его подери, жизнью.

Впервые в жизни он дал клятву, и эта клятва отчасти и была тем обстоятельством, из-за которого он стоял сейчас с перепачканными углем руками и готовился умереть. Вполне вероятно – окончательно. Если Джинхо не справится и связь не будет закреплена. И это пугало его, пугало до чертиков, до стеклянных невидящих глаз и поганой рези в животе.
Но он стряхивал с себя липкий ужас и продолжал рисовать, потому что не мог позволить кому-либо еще навредить своему внуку – ритуал был крайней мерой, но даже ее казалось недостаточно. Он все равно не мог гарантировать, что и после него Джинхо будет в безопасности. Будущее расплывалось, отказываясь показывать что-то конкретное – из долгого и выматывающего разговора с ритуальными камнями Джонатан понял только то, что связь увеличит шансы Джинхо на «ровную дорогу» (что бы это ни значило) и стабилизирует контроль. То, чего и хотел Ким.

Ведьмак закончил приготовления и опрометчиво присел на край алтаря, тут же сползая на пол от толчка почти живого недовольства подобным обращением. Похлопал страшную деревяшку и задумчиво посмотрел на собственные грязные от крови, порошка и крошащегося угля руки. В виске испуганной птицей билась мысль о том, что он видит эти руки в последний раз. Что мальчик не готов, и он зря взвалил на него все это. Мелькнула и легкая тень надежды – может, он и впрямь не готов. К почти.. да что жеманничать – к настоящему убийству. Когда протыкаешь человека ножом с целью его убить, он обычно умирает, и Джонатан не считал, что является в этом смысле чудесным исключением.
И все же.. он верил. Сквозь животный ужас паникующего тела и волны магических отзвуков от реагирующих на его состояние артефактов, что-то внутри него было иррационально уверено – Джинхо справится. Он его внук, и он обязательно сделает все правильно.
Мда. Разными бывают последствия, если переобщаться с камнями, но чтобы так – это у него впервые.

Наверное, только эта непонятная уверенность и позволила ведьмаку взять себя в руки, когда он почувствовал как парень вошел в здание. Он дождался, пока Джинхо спустится в лабораторию, сейчас больше выглядящую как место какого-то языческого ритуала (впрочем, почему как?), и с привычной уверенностью повернулся к наверняка успевшему сто раз передумать за эти дни парнишке. Даже ободряюще улыбнулся – улыбка вышла слегка натянутой, но в неверном мерцании свечей и так сойдет – и будничным тоном произнес:
- Как видишь, у меня всего готово. А как у тебя?

И спокойно встал, отряхиваясь от пепла. Будто они собираются на шебутной семейный пикничок в горы, а не совершить его ритуальное убийство. Для пущего эффекта к абсурдности ситуации не хватало только добавить легкой музыки, весело играющей на заднем плане.