Иногда доктор опаснее болезни
© Французская поговорка
Был какой-то нелепый и грустный парадокс в том, что Лилит очень редко находилась в одиночестве, но при этом всё чаще ощущала себя одинокой наедине со своими проблемами. Проблемы росли, обнимали её плотным кольцом и с убийственной нежностью укачивали, затягивая в липкую, как смола, трясину. Шептали «поддайся нам, останься с нами, не решай нас – мы всегда будем рядом». Как стайка кровожадных вампиров, они тянули из Лилит все соки – она ощущала это очень чётко и ясно.
Ей хотелось закричать.
Словно сущность, в недалёком прошлом тревожащая её дом, поселилась в ней самой. Смотрела на неё изнутри, ждала, пока она сдастся. Уснёт и больше не проснётся.
Лилит так больше не могла. После того, что Фад ей рассказал, она не могла быть ни в чём уверена. Она постоянно оглядывалась назад – на восемь лет своей новой жизни и пыталась понять, как много там было от неё самой. Как долго она уже черпает силы из кровавых жертв и из скольких трупов выложена её дорога в Коверт-Вуд?
Откровенно говоря, она подсознательно ждала, что в любой момент небо рухнет прямо на неё за всё то, что она ощущала.
Католицизм учил её чувствовать вину и раскаяние за свершённые грехи. Но больше всего Лилит пугало то, что она ничего не чувствовала – ни вины, ни раскаяния. Восемь лет она внушала себе, что больше всего на свете боится навредить невинным людям. А выходило, что нет никакого страха. И невинных нет. Есть сидящий в ней зверь, с которым она сроднилась, и тёплая человеческая кровь, которой зверь (или она сама?) питается.
Запись к психологу была жестом отчаяния. Лилит ни слова не сказала ни Солу, ни Алексу, даже деньги на сеанс достала из собственных сбережений. Она глазами души своей видела, как придёт к доброму доктору, тот скажет ей пару слов и груз на плечах станет легче, а пульсирующая боль в груди исчезнет.
Правда, стоило оказаться в большом и мягком кресле, в просторном и светлом кабинете, напротив хрупкой, юной девушки, как Лилит почувствовала, что задыхается.
Слишком много света, слишком много комфорта, слишком много участия и внимания, которого она не заслуживает. Она пристально рассматривала сидящую напротив девушку. Тонкие запястья, изящная шея, если её раздеть, должно быть, выпирает каждый позвонок. Голову склоняет на бок, как птичка.
Лилит не может перестать представлять, как пьёт кровь из ран этой девушки. Как её руки становятся сильнее и пальцы стискивают уязвимое горло. Она слышит чужой пульс так же чётко, как тиканье часов на стене.
Она уже десять минут просто сидит и молчит напротив психолога и пытается найти в себе силы заговорить. Лилит трёт покрасневшие от недосыпа глаза так сильно, что они болят. Но так лучше, чем смотреть на доктора.
- Вы знаете, я, кажется, зря пришла. Надумала всякого от безделья, а сейчас ни слова заготовленного вспомнить не могу. Не стоило мне отнимать ваше время, - после таких слов обычно принято уходить, но Лилит готова поклясться, что кресло держит её, словно магнитом, и она даже пошевелиться не может – так сильно она вымотана.