Мрачный, пропитанный страхом и отчаяние мир, словно вышедший из-под пера Лавкрафта. С каждым шагом, вдохом понимаешь, что один конец и никакие старые или новые боги не помогут. Никто не поможет. Наверное, по-настоящему блаженны искренне верующие, они знают ради чего живут, для чего просыпаются каждый день. У них есть смысл, который остальным недосягаем в окружение вседозволенности. Только не стоит уповать на собственную праведность, иначе есть шанс, что у левого плеча склонился сам Дьявол.

«Опасайтесь людей верующих, ибо у них есть боги, которые им все прощают».

Исхудалая, скрипучая лестница в подвал звучит, словно спасение для грешника. В этом мире его не спасти, так ведь, сестра? Ты же хочешь в это веровать, и ты веруешь. Кровавый ритуал и любимая матушка в своем черном одеяние. «Ты как раз вовремя, солнышко». – Ее голос ласкает слух, - «присмотри за ним, я скоро вернусь». Аврора подходит ближе к измученному, ищущего спасение, мужчине. Казалось, он давно обессилил. Глаза его завязаны, но он может знать, что перед ним некто способный познать сострадание к каждому… к нему. Хриплый и глухой слог. Пытается убедить монахиню принять его сторону, развязать и отпустить. Сам неверующий, он уповает на божественные заповеди. Белоснежные и холодные руки заботливо гладят по щеке, а через мгновение его кожу обжигают слезы. Так всегда, несчастный мученик, заложник демонов. Его спасение в руках лишь матери-настоятельницы, что избавляет оскверненных от греха. Она им помогает. Я им помогаю.
- Еще немного и ты спасаешься в царстве Небесном. Твоя душа будет спасена. – Навзрыд произносит монахиня, даря последние ласковые прикосновения в его нелегкой жизни. Ее голос срывается, а внутри все сжимается, словно выворачивая наизнанку. Так ей больно за таких людей. Человек дергается, человек понимает, что в этом сыром подвале его никто не спасет. Это ли тот конец, который он так желал? Похоже, только сейчас осознает всю страсть жизни. Никогда ранее он не желал эту шлюху сильнее.
Деревяшки вновь скрипнули, что значило возвращение кровавой монахини. Человек начинает поскуливать. Его израненное тело ноет и зудит, а сил вырваться из пут совсем нет.
- Не плачь, дитя мое. Скоро все закончится, - ведьма невесомо целует Аврору в висок и аккуратно отводит от жертвы. Тонкие и такие властные руки сейчас сжимают плечи девушке. Пора. Настоятельница вкладывает кляп в рот и седлает распятое тело, что все еще подает признаки жизни. На ощупь находит сердце. Словно опытный хирург, срезает плоть и умелые руки вторгаются под ребра. Человек больше не жив.

«Боже, Твой Сын расторг узы смерти и восшел на небеса; удостой усопшего раба Твоего участия в этой победе над смертью, чтобы он мог вечно лицезреть Тебя, своего творца и искупителя. Через Христа, Господа нашего. Аминь».

Мать настоятельница подзывает своего ангелочка. Аврора знает, ей нужно спрятать сердечко в черный ящик, ранее подготовленный. Раскрывает «хранилище», куда нешумно вкладывается свежий орган. Слезы не остановить, как всегда, и, как всегда, мать-настоятельница утирает слезинки окровавленной рукой. «ты сделала все правильно, солнышко», - раз за разом вторит ей ведьма. Словно кошка, что недополучила ласки, тянется вслед за рукой. Все просто. Теперь необходимо убраться. Стоит отметить трудолюбие Авроры и то, с какой тщательностью она соскребает кровавые пятна с изношенного паркета. Вокруг все пахнет хлором и мылом. Интересно, когда девушка перестала обращать на эти запахи внимание? Когда она перестала бояться крови?
Когда она погрузилась в этот долгий проклятый сон?
Вот она бодрствует, но все равно остается спящей, не видящей и не слышащей. И тихое нашептывание с глубин подсознания, где блекнет разума свет. Увы, во сне с ней говорит Господь; увы, во сне она нужна. Не иначе проклятие спящей красавицы и продолжаться это может бесконечно долго, в этом мире принцы не приходят ведь.

«Боже, открой наши сердца навстречу Твоему слову, чтобы мы во тьме обрели свет, в наших сомнениях – уверенность, происходящую из веры, в нашей печали – утешение. Через Христа, Господа нашего. Аминь».

От нее исходит еле уловимый запах хлора и дегтя, пока церковные стены окутывают ароматы воска и сандала. Накрахмаленный воротничок раздражает нежную шею, но аврора неподвижна. Ее руки крепко, до красноты в костяшках сжимают деревянные четки, вымаливая вечный покой для умершего. Тишина и благодать. Люди редко приходят в церковь днем, если их не гложет что-то страшное, что требует для них искупления.
От молитвы ее отвлекает шум, словно кто-то мостится у порога церкви. Первой мыслью стало, что там приблудилась какая-то кошка. Монахиня оставляет свое занятие и неспешно подходит к главному входу. Стук ее каблучков эхом разносится в стенах и гаснет в момент, когда большая церковная дверь открывается вовнутрь, скрипя, словно приветствуя гостя. Невеста Бога видит юношу. Явно не от радости он заливает своим ночным пиршеством медленно зеленеющий газон у входа. Весь в крови и такой… брошенный. Аврора точно не сможет остаться равнодушной. Впопыхах достает из кармана платок с вручную вышитыми инициалами «А.Х.» - лучше, чем ничего и тот час же подлетает к, казалось, израненному парню. Не проранив и слова, белокурая склоняется над пришельцем, опираясь на одно колено.
- «Что за ужасы с тобой произошли…» - к глазам накатывают слезы, стоит только представить все испытания, которые ему посланы были сегодня ночью. Не чувствуя омерзения или презрения, она со всей нежностью, которая присуща ей, пытается оттереть лицо от запекшейся крови, пока его припухлые от грубой ткани пальто губы произносят приветствие.
- Здравствуй, - она не может не поприветствовать путника в ответ. Ее второе колено падает на каменную кладку, а правая рука аккуратно скользит под голову, после чего настойчиво пытается придать незнакомцу сидячее положение. Она сдерживается, старается хотя бы сейчас не пустить слезу, ведь ему наверняка больно, но все равно давит слабую улыбку (скорее коварный оскал). Удивительно.
- Вам необходимо оказать первую помощь, - свободной рукой Хенкель убирает со лба волосы, которые также пропитались кровью, отчего стали липкими. Заодно оглядывает беглым, слегка затуманенным взглядом наличие очевидных повреждений. – Необходимо вызвать скорую и полицию… - «пострадавший» мог чувствовать дрожь в хрупком тельце, ведь ее действительно трясло. Нет, не от вида крови или неприязни к побитому, а скорее от боязни не смочь оказать необходимую помощь.
- «Была бы здесь мать-настоятельница, она точно знает, что делать», - именно, совсем еще не ученая, она максимум может оказать первую медицинскую помощь, но определить что-то более видимых состояний не могла, в отличие от настоятельницы. Она не сдержалась и все же пустила слезу. – Кто же с Вами мог такое сотворить? – вопрос скорее риторический.
Аврора делает еще пару усилий, перед тем как, получается, поднять на свои две юношу. Еще по-весеннему прохладный воздух щемит легкие, а до носа наконец дошел аромат дорогого парфюма вперемешку с кровью и рвотой. Ей тяжело, но она старается не показывать этого, только редко всхлипывая. Руки заняты, так что даже лицо не вытрешь. Продвигаются медленно, но уверенно к передним лавочкам, где монахиня устраивает бедного парня.
- Я… я сейчас принесу воды и, - девушка проводит тыльной стороной ладони, вытирая намокшие от слез щеки, - и бинты, только, пожалуйста, не теряйте сознание. – Она слабо сжимает руку молодому человеку, словно пытаясь придать ему какую-то уверенность или спокойствие. Только успокаивать скорее нужно было ее.
Спешит, пытается не потерять и секунды. Она вновь оказывается рядом. Опускает белую ткань в теплую воду и начинает смывать красные пятна с лица, шеи, плеча. Пожалуй, это самый интимный ее контакт с другим человеком. Она больше не плачет, только покрасневший нос и глаза выдают ранние эмоции.
- Как хорошо, что я Вас нашла. Стоит представить, как Вы лежите на холодной земле, не в силах подняться и никого рядом нет, чтобы помочь… - Аврора снова всхлипывает, стоило так живо вообразить, и она вновь готова расплакаться. – Необходимо вызвать скорую помощь! – вспоминает монахиня и уже готова сорваться к телефону, дабы позвать специалистов, которые точно знают, что делать.